Я работал киномехаником в маленьком кинотеатре «Салют» в районном поселке Ямполь, и со мной в смене работал некий мужик. Как его звали сейчас уже не вспомню. Был он, как сейчас про таких говорят, маргинал. То есть он выглядел лет на шестьдесят, хотя ему было что-то около сорока пяти. Он много пил, ходил в жеваном пиджаке, плохобритый и тд. Мне он не нравился и он это знал.
Мне не нравятся опустившиеся алкаши. Быть может потому, что мой отец много пил. Или потому, что у меня мало христианской закваски, чтобы жалеть. Я не люблю слушать пьяную болтовню с бесконечными унылыми объяснениями, как все были плохи и жестоки и поэтому он, вот дескать, докатился...
Ну, отвлекся... В отличие от меня, мои коллеги этому спившемуся мужику сочувствовали. Хотел сказать - как многие русские люди. Но Ямполь поселок украинский, так что люди там в большинстве украинские, и поэтому скажу проще - сочуствовали, как все славянские.
Чтобы представить размер всепрощения скажу лишь, что однажды мужик, как обычно находясь под крупным градусом, неверно заправил кинопроектор кинопленкой. Работающий проектор резал пленку ВДОЛЬ, пока в киноаппаратную не вломилась дежурившая в зале, бабушка. Тот кто понимает, может оценить размер ущерба - порядка восьми минут фильма было угробленно. Ну и ничего, мужика простили и не уволили.
Зная, что я один ему не сочувствую, этот мужик начал меня потихоньку... ну как бы это сказать, жалобить. Вначале жалобить. В кинобудке места мало и если твой пьяный напарник начнет рыдая рассказывать про выгоняния и ущербы, то не слышать его невозможно.
- Да, да... - поддакивал я мужику изредка и продолжал работать. Кому-то же нужно было перезаряжать аппаратуру.
Так это продолжалось, потом мужик верно понял, что никакой особенной жалости к его судьбе у меня нет, перестал плакать и принялся меня ненавидеть. Пару недель сверлил меня злыми глазками с продавленного дивана, где он обретался... Нужно ли говорить, что все это время мне приходилось работать за себя и за того пьяного парня.
А потом как-то мужик пришел на смену трезвый. Совсем трезвый и даже выбритый. И костюм у него оказался почищен, и все пуговицы на пиджаке подшиты. Хотя к этому времени отношения по известным причинам у нас разладились, он, как ни в чем ни бывало, поздоровался...
- Вот, - говорит, - еду к дочке на день рождения. В Неплюево. Вот подарок.
И мужик ставит на стол ботиночки. На мальчика лет десяти. Черненькие такие, ботиночки. Кургузые.
- Все, кончаю пить! Правильно, не за что меня уважать. Верно. Сейчас еду в Неплюево к своей Дашуте. Она у меня такая!
Думаете, я не обрадовался? Обрадовался. Еще больше удивился. И так, как был я тогда молод, то подумал приблизительно так: «Ну, может же человек! Какой я неверящий Фома!». Я ему пожал руку, похлопал его по плечу - мужик лучился. Он был горд. Потом у меня закончилась смена и я ушел домой.
А на следующий день, придя на работу я наткнулся на спящего на продавленном диване в дробадан бухого мужика. Рядом валялись ботиночки. Естественно ни в какое Неплюево он не ездил. Только с этого дня он смотрел на меня презрительно. Как будто, он все таки победил меня. Выдрал из меня уважение. Пусть на час, что с того...
Впрочем, меня это если и задевало, то не так крепко, как быть может на то расчитывал мужик. А еще через пару дней я уволился из кинотеатра, и о дальнейшей судьбе мужика ничего не знаю...
Вот такая история, которая вряд ли когда нибудь превратилась бы в полноценный рассказ. И поэтому, когда вспомнилась, то немедленно записалась в таком виде, здесь вот...
